Я дружен с печалью, как с нежной сестрою.
Не помню, когда я ее полюбил:
Ребенок, я сладко мечтал под грозою,
Ветр буйный понятно душе говорил.
Измлада, от самой моей колыбели,
Мне грустно стенали пастушьи свирели;
Печаль разливалася в песнях родных:
Рыдая, я слушал унылую чайку;
Мне пели, как ляхи сожгли Наливайку, —
И сердце приятно болело от них.
И, детские игры свои забывая,
Я с думою свыкся в ночной тишине;
И чудная гостья тогда, неземная,
Темнее полночи являлась ко мне...
Но годы летели; я, юноша смелый,
Взглянул безбоязненно в светлую даль:
Там в радугах прелести мира горели...
Неясные страсти в душе закипели,
И презрел я старую гостью — печаль.
Я деву увидел, венец мирозданья,
Земной и небесный аккорд красоты;
Пред нею поверг я надежды, желанья
И юности сладкие грезы, мечты.
Она, улыбаясь, мне в очи смотрела
И сердце лучами улыбки прожгла.
Душа моя дивным пожаром горела
И яркою страстью вполне расцвела.
Как дева земная, прелестна была!
Я песни звучал ей — и стих, непокорный
Богатству и власти, пред ней трепетал.
«Люблю» — прошептала мне дева притворно:
Но златом пред нею богач прозвучал,
И я был осмеян изменой позорной:
Променены чувства на подлый металл!
Страдалец, я к людям расширил объятья —
Безумец! Сочувствия ждал от людей!
К растерзанной груди хотел их прижать я
И обнял — шипящих от зависти змей.
Я в мире остался опять одинокий,
Всю горькую чашу испив бытия:
Мне люди разрезали сердце глубоко,
И холодом опыт обвеял меня.
Со вздохом я призвал дней детства подругу,
И мрачная гостья явилась ко мне:
Она протянула мне руку, как другу —
И вновь неразлучна со мной в тишине...
Она овладела убитой душою,
Она моя дева, мой друг, властелин!
Я чувства делю с ней, как с нежной сестрою.
И в мире коварном живу не один.
1837
|
