Месяц и солнце

Євген Гребінка

— Я поймаю тебя, слабый ребенок! — прошипела она и, захохотав, выбежала из комнаты.

Ночь. В степи, на кургане, горит огонь; на огне стоит котел; в котле варятся чары. Волны кипятка выбрасывают наверх то змеиную кожу, то клубок волос, то ногти, то колючие травы, и опять все прячется на дно сосуда. Перед котлом стоит сестра и подкладывает в огонь щепок из дубового гроба. Чудно трещит огонь, стонут и кипят злые снадобья; и вот повалил из котла густой пар; по степи пронесся протяжный свист, и пар гибкою струею повис в воздухе; минута — он спустился ниже и огромным змеем покорно протянулся у ног волшебницы; с злобною радостью вскочила она ему на спину и, как стрела, понеслась за братом.

Далеко скакал Иван, как увидел позади себя в горизонте черное пятно; оно все росло и приближалось, и когда Иван минул Вернидуба, вырывавшего последние деревья, то ясно увидел за собою сестру, летящую на чудном змее. В это время Вернидуб бросил на землю щетку — вдруг зашевелилась земля, и в мгновение ока вырос, зашумел непроходимый лес; махровая сосна скрестилась ветвями с широколистым кленом; при корне их заткал стену колючий терновник; дикий хмель увил, перепутал лес. По ту сторону леса ехал Иван на быстром коне, по сю сторону стояла, как окаменелая, сестра. Но вот соскочила она с змеи, взяла ее за голову, ударила об землю — и длинная пила засверкала в руках ее. Она принялась пилить лес. Как снопы, валятся огромные деревья; пила страшно визжит по лесу; пот в три ручья льется с лица преступной сестры, а Иван между тем все едет далее и далее. Три дня и три ночи работала сестра; наконец яркою полосою сверкнула перед нею равнина: она пилу о землю — пила стала змеем, только пыль поднялась над степью, как полетели они.

Иван опять увидел за собою роковое пятно и поскакал шибче; только успел он минуть Вернигору, как тот махнул платком — затрещало, зазвенело под землею, и вдруг, как исполины, медленно, торжественно вышли из земли каменные горы; все плотнее и плотнее сдвигались они, росли выше и выше, уперлись своими головами в небо и стали, как стена, между братом и сестрою, между пороком и добродетелью. Но какая преграда удерживает зло?

Хороши были эти горы! Их ледяные вершины горели алмазами и отливали матовым серебром; ниже — зеленели рощи, в рощах бегали звери, пели птицы, с утесов прыгали водопады, брызгали фонтаны. Посмотрела сестра на горы и горько улыбнулась, а слезы отчаяния облили глаза ее. Она взяла змею за хвост, ударила о камень — и змея стала широким топором; сверкнул топор в руке сестры — дождь искр обрызнул всю окрестность; запрыгал топор чаще и чаще; зазвучали земля и небо. И мрамор, и гранит, обдавая дерзкую потоком огня, сокрушались и падали в бездну.

Три недели, день и ночь, рубила преступница горы, а Иван все скакал к Солнцу и уже был близко его дома, как увидел за собою летящую сестру. Он пригнулся на коне и помчался, как из лука стрела, а между тем слышит, погоня все ближе и ближе, уже ядовитое дыхание змеи обдает его жаром, жжет искрами; вот чья-то рука машет над ним, ловит его за затылок; он наклонился вперед, коня нагайкою — и разом вскочил на двор Солнца; за ним захлопнулись ворота; сестра осталась за воротами.

Кольцом свился змей вокруг дома Солнца. У ворот стоит сестра и требует себе брата.

— Ты, Солнце, неправедно завладело братом, — говорила она, — ты сеешь раздор менаду нами. Отдай мне моего брата! Он забыл любовь родственную и бегает от меня, как дикий зверь. Я вышла готовить ему лучшие кушанья и напитки, а он, как вор, выбежал из отцовского дома и поскакал к тебе сломя голову. Я, бедная, слабая женщина, выбилась из сил, его преследуя; и что ж? Достигаю, хочу обнять брата, а злой человек прячет его за замки.

Несколько дней Солнце не выходило и не показывалось добрым людям, а люди добрые так любят Солнце-благодетеля! На земле стало грустно, печально.

— Послушай, — сказал Иван Солнцу, — выдай меня сестре: ты за меня терпишь лютый плен; вся земля невинно страдает.

— Этому не бывать, — отвечало Солнце. — Я пойду лучше поговорю с твоею сестрою: может быть, она стала добрее.

Солнце вышло из комнаты и, подойдя к воротам, долго говорило с сестрою.

— Твоя сестра выпускает нас из плена, — говорило, весело улыбаясь, Солнце, войдя к Ивану, — только с условием: должно поставить перед домом большие весы;, на одну доску весов станет она, на другую я с тобою, и кто подымется выше, тот будет вечным господином того, кто его перетянет.

— Пропали мы! — сказал печально Иван. — Нас двое, а она одна, да еще женщина: они все, говорят, легче ветра! Быть нам рабами у этой ведьмы.

— Невинность всплывает наверх, как масло, а зло камнем тонет, — отвечало Солнце и велело ставить перед домом весы. Злобно улыбаясь, смотрела на эту работу сестра-преступница.

На другой день рано утром вышло Солнце из дома, ведя за руку Ивана. Они подошли к весам и стали на одну доску; дрожа от радости, вскочила сестра на другую и — побледнела: ее доска быстро опускалась вниз: еще секунда — земля растворилась, и она ушла в землю. Только клуб трескучего пламени вырвался из земли, и бездна опять сдвинулась, густой дым побежал от того места по земле. Высоко поднялась доска, на которой стояли Солнце с Иваном. Мгновение — и две светлые черты сверкнули между небом и землею: праведники улетели на небо и остались на нем.

Всякий день с тех пор ходит Солнце по небу и светит, и греет, и благотворит миру. Всякую ночь Месяц (Иван) грустно светит земле, припоминая своих родителей и злую сестру. Чистые слезы его живительною росою падают на растения.

Велика, необъятна Россия! Много морей омывает берега ее; много тысяч рек живою сеткою легли на ней, много миллионов людей блаженствует на земле ее, благословляя бога и государя! И кругом этой исполинской страны, как бесценный жемчуг вокруг святой картины, легли верною цепью казаки. Помнит месяц свое происхождение; любит казаков как братьев; в пограничных лесах Польши и Пруссии, в горах Кавказа, на равнинах Татарии и в степях Китая — везде светит им дружелюбно. Ни один лихой наезд, ни одно истинно казачье дело не совершается иначе, как при лучах месяца, и в народе зовут его казачье солнце.