Рано поутру проснулся мудрый сотник Непейвода. Вчера был праздник вознесения господня, и у сотника было много гостей; он, как хозяин, радушно принимал их, оживляя по временам свои силы спасительною шиповниковкою, и до того захлопотался, что от усталости, склонясь на стол, захрапел, держа в руках наперсток. Буйное ликованье гостей-аллопатов не имело уже на него никакого действия: он спал, как богатырь в русской сказке. Хорошо, что это случилось не в первый раз и потому не произвело никакого расстройства; пировавшие далеко за полночь разбрелись по домам, а хозяин проспал до самого света в том самом положении, как заснул с вечера. Рано поутру он встал и потребовал соленых огурцов, шпповниковки и сотенного писаря. Огурцы съедены, настойка выпита, писарь явился. — Что нового? — спросил сотник. — Есть просители, добродию. — Какие? — Два казака из Нехаек, поссорившиеся о неизвестности кования зозули. — Зозули?.. А-у! — Сотник протяжно зевнул. — Дело важное! Каких не приведет господь дел разбирать нашему брату! — На то вы у нас голова! — сказал, кланяясь, писарь. — Оно так... А зови-ка их сюда! Писарь вышел. Сотник сел за стол, покрытый красным сукном. Чрез несколько минут вошли Щур и Чмых. — Ну, в чем ваше дело? — спросил их сотник грозным голосом. Чмых поклонился и начал рассказывать историю, которая вам известна. — Чего ж тебе хочется? — спросил сотник, рассеянно смотря в окно и насвистывая что-то вроде куликовой песни. — Чтоб была ваша ласка сказать, кому зозуля ковала, — отвечал Чмых, подошел к столу, поклонился в пояс и, приподняв красное сукно, положил под него серебряный рубль. — Кому ковала зозуля? Не спеши. А ты что скажешь, Щур? Щур рассказал ту же историю, таким же порядком положил под сукно серебряный рубль и просил разрешить тот же вопрос, что и Чмых. — Кому?.. Гм! — и сотник начал наливать в наперсток шиповниковку; но как на зло только что наклонял штоф, ягода шиповника вплывала в горлышко и не пропускала ни капли настойки. Несколько раз указательным пальцем сотник прогонял ягоду обратно в штоф, наклонял его в разных направлениях — и опять несносная ягода являлась в горлышке. Брови сотника сбежались от гнева; он сердито поставил штоф и закричал на просителей: — Зачем вы здесь стоите, болваны? Как по команде, разом поклонились оба кума и пробормотали: — Кому же, как изволите, зозуля... — и не кончили своей фразы. — Дурни вы оба, — сказал сотник, гордо встав с места, — зозуля ковала ни тебе, Никито, ни тебе, Кузьмо, а ковала пану сотнику. — Тут он открыл сукно и показал им два целковых, которые они ему положили. — Вот что ковала зозуля; а вы и этого не догадались! И птицы небесные должны служить начальству — понимаете ли? — Понимаем, добродию, как не понять! — Ну, то-то же! ступайте домой! — Так вот кому зозуля ковала, а мы и не догадались! — говорил выборный, почесывая затылок, когда Чмых и Щур сообщили всем Нехайкам результат своей поездки. — Вот кому ковала зозуля! — говорили и дьячок, и сельский писарь, пожимая плечами. Теперь эта поговорка в Малороссии сделалась повсеместною. Если какое дело принимает неожиданный оборот, или постороннее лицо пользуется выгодами, ему не принадлежащими, или... что-нибудь подобное этому и впоследствии грех выйдет наружу, добрый малоросс, нюхая с расстановкою табак, говорит иронически: так вот кому зозуля ковала! 1837 |