— Какую?.. Не знаю. — Сегодня меня выучил монах, такой добрый. Увидел меня у ксендза и выучил петь новую песню; послушай! Юзеф звонким голоском запел:
За дверью послышалась молитва. «Amen!» — сказал Томаш, и в комнату вошел ксендз. — Хорошо! Молитесь богу, дети мои, молитесь, — говорил ксендз, подходя к столу, — времена трудные! Chwalcie dzieje Pana; chwalcie Imie Panskie2, сказал пророк Давид в 112 псалме... А какой прекрасный голос у Юзи: поди сюда, моя крошка. Ксендз благословил Юзефа, поцеловал его в голову, сел и начал говорить Томашу. «А я к тебе за делом, именно пришел поговорить о твоем сыне; он будто чуял радость, что так распелся». — Что такое? — спросил, кланяясь, Томаш. — А вот что: ко мне пришел иезуит, голова удивительная; благословение лежит на нем!.. Он видел твоего сына сегодня у меня и хочет воспитать его, сделать из него человека. Томаш поклонился. — Да, пора Юзефу учиться, а то что из него будет? Разве хороший стрелок, и то — бог ведает: стрельба не всякому дается. — Не всякому, — сказал Томаш, важно качая головою, — вот пан Славицкий, какие у него ружья! И с насечками, и с позолотою, и стреляет уже, я знаю, лет двадцать, а до сих пор порядочного выстрела не сделал; еще дробью с грехом пополам, пугает чужих голубей у себя на горохе, а пулею... — То-то же, — перебил ксендз, — сам ты умный человек, знаешь это дело; а тут счастье идет прямо в руки. Монах узнал, что ты бедный человек, нашел твоего сына способным к учению и хочет его сделать великим человеком. Чего доброго, может быть, и я под старость скажу: попроси, Томаш, своего сына, пусть даст мне получше место. — Шутите! — сказал Томаш. — Что же тут удивительного? Будет учиться, будет верно служить ордену, как раз попадет в бискупы. — Куда нам об этом думать! — Отчего же нет? Ты бедный человек, это не мешает твоему сыну быть знатным, быть кардиналом. Ты видел у меня летом, какие цвели цветы, и красивые, и душистые, а ведь они выросли из земли, из грязи! — Да будет воля божия! Вы лучше знаете. Когда же и как возьмет монах Юзю? — Для этого ты приходи ко мне сегодня ночью, как ударит 12 часов; теперь он занят молитвами, а завтра на рассвете хочет уйти, так надо поговорить поскорее. — Ах, Jezus, Marya!3 — сказала жена Томаша. — Как же он пройдет мимо казаков? — Это уже не твое и не наше дело! Господь хранит избранных. Ты ложись спокойно спать, а муж твой в полночь придет ко мне потолковать об Юзе. Кто знает? Может быть, он, этот Юзя, будущий папа. — Господи! Неужели бывали подобные примеры?.. — спросил Томаш. — И сколько! Один вышел на высокую степень оттого, что умел варить луковый суп. Я жду тебя, прощайте! — Смотри, Юзя, — сказал Томаш, когда ушел ксендз, — не вздумай только варить начальству этого картофельного супа: с ним далеко не уйдешь.
V
Под воротами костела в Старом Быхове по левую руку, есть двое дверей; вторая ведет в длинный узкий коридор; в углу коридора есть еще дверь направо в небольшой коридорчик, оканчивающийся железною дверью в большую комнату со стрельчатыми сводами; в этой комнате было совершенно пусто, как и в коридоре, но в соседней с нею горел в камине огонь: против него стоял стол, на котором ярко сияла золоченая чаша, а над нею простирало руки небольшое распятие из черного дерева; далее в полусвете, в углу, лежали на скамейке какие-то железные инструменты, вроде щипцов; у камина ксендз раздувал небольшим мехом уголья, на которых стоял закрытый тигель; за столом сидел иезуит, против него стоял Томаш. — Что же, ты решаешься? — говорил иезуит. — Страшно, святой отец, дело нечистое. — Не твое дело рассуждать; наше духовенство умнее тебя, и дела нечистого предлагать не станет; это подвиг богатырский; ведь Самсон избивал филистимлян... — Страшно. — Неужели ты боишься дать промах? — Кто, я? Нет, не бесчестите меня! Да я в двадцати шагах не промахнусь по воробью, попаду в пуговицу... 1Любов моя, любов сердечна, Любов моя, любов сердечна, Ісус, Ісус, Марія, Іосиф, Ісус, Ісус, Марія, Іосиф... (польськ.).2 Славте діла господні, славте ім'я господнє (польськ.). 3 Ісус, Марія! (лат.). |